Ему прощалось всё! Забавные истории из жизни баснописца Ивана Крылова.

В 1796 году бухарский правитель Маасум решил послать «в подарок и для удивления императрицы Екатерины» слона! Его отправили в Россию вместе с посольством, задачей которого было установить с ней дипломатические отношения. Слон вышел из Бухары в феврале 1796-го, а добрался до Петербурга только через полтора года. К сожалению, свой подарок императрица так и не увидела - к этому времени ее уже не было в живых. Около 3-х тысяч километров за год и восемь месяцев, по слякоти и бездорожью, сквозь снежные метели и моросящий дождь, по безлюдным просторам, по улицам русских городов…

Всю дорогу по России слона охраняла сотня казаков, но привлеченную невиданным зрелищем толпу было не разогнать: женщины визжали, мужики улюлюкали, мальчишки норовили схватить за хобот, а собаки, лая, цапали за ноги. Но слон шел невозмутимо и чинно, ни разу не сбившись со своего размеренного ритма, и только изредка вздымал хобот и трубил...

Тысячи людей видели это действо. Но только у одного по поводу увиденного родилась столь остроумная мысль, что бухарский слон навсегда остался в народной памяти. Это был Иван Крылов, который написал свою знаменитую басню «Слон и Моська», правда, через 11 лет после увиденного.

Когда Крылову рассказали, что животное уминает в день по сто пудов сена и овса, да еще и закусывает арбузами, он произнёс: «Родственная душа!». Уж что-что, а покушать плотненько писатель любил, и окружающие порой удивлялись, как такое количество пищи может поместиться в одного человека?!

Слыша чьи-нибудь жалобы на несварение желудка, Иван Андреевич удивлялся: «Несварение? А я вот своему желудку никогда не даю потачки. Чуть задурит, я наемся вдвое больше. И он уж там как хочет, так пусть и справляется».

Как-то Крылова пригласили «на макароны», то есть на обед в итальянском стиле. Он опоздал, явился только к третьему блюду. Хозяин встретил его шутливо: «А! Виноват! Вот же вам наказание!» — и Крылову подали бездонную тарелку макарон.
Иван Андреевич с видимым удовольствием её опустошил. «Это было штрафное блюдо, — объявил хозяин. — Ну а теперь начинайте обед по порядку, с супа».
Крылов так и поступил. Третьим блюдом оказалась точно такая же гора макарон — и баснописец ничуть не затруднился, съел всё. «Да что мне сделается? — добродушно смеялся он в ответ на восторги собравшихся. — Я, пожалуй, хоть теперь же готов еще раз провиниться и искупить вину столь приятным образом».
⠀
«Кажется, весь смысл, всё удовольствие жизни для Крылова заключается в еде», — удивлялся писатель Вересаев. Ничем Ивану Андреевичу нельзя было так угодить, как хорошенько угостив вкусными блюдами, и поклонники этим широко пользовались.
⠀
Покончив с обедом, Крылов снова погружался в кресло, поодаль от остальных, складывал руки на животе и замирал. Лицо его в это момент выражало довольство. «Он не спит и не дремлет! Он переваривает! Удав удавом!» — шептались вокруг. Насмешки эти, впрочем, были добродушны — Крылова все любили.

Однажды он все-таки заснул посреди оживленной гостиной, стал похрапывать, и три дамы, почитательницы его таланта, вывели Ивана Андреевича из этого неловкого положения, поочередно поцеловав. В память о столь приятном пробуждении Крылов сочинил оду «Три поцелуя» — в обществе её нашли «премилой».
⠀
Он был так очевидно талантлив, так самобытен, так по-медвежьи обаятелен, что ему прощали всё. Например, странную для светского человека манеру купаться в Лебяжьей канавке у Летнего сада (купальный сезон у Крылова начинался в апреле и заканчивался в середине ноября, так что иной раз приходилось собственным телом проламывать затянувший полынью лед). Прощали даже «непростительнейший из грехов» — неряшливость. За столом Иван Андреевич подвязывал себе салфетку под самый подбородок, но это не спасало, и по состоянию его жилета можно было с большой точностью угадать, что подавалось за столом.

Бывало, вместо носового платка этот чудак извлекал из кармана чей-то чепчик, прихваченный по рассеянности, а то и чулок. Однажды, собираясь на придворный маскарад, Иван Андреевич советовался с семьей Олениных, с которыми близко дружил, какой выбрать для этого случая костюм. Барышни Оленины смеялись: «Вы, Иван Андреевич, умойтесь потщательнее, наденьте чистый сюртук и рубашку, причешитесь, вот вас никто и не узнает!».
⠀
Когда Крылова в первый раз пригласили во дворец, на обед к императрице Марии Федоровне, тот же Оленин в последнюю минуту, уже на царской лестнице, догадался осмотреть его костюм:
— Всё ли на тебе в порядке, Иван Андреевич?
— Как же, Алексей Николаевич, неужто я пойду неряхой во дворец? Вот, на мне новый мундир.
— Ну так я и думал! А пуговицы-то!

Оказалось, пуговицы (продававшиеся в те времена завернутыми в кусочки тонкой бумаги) так и были пришиты горничной неразвернутыми, вместе с бумажками. Костюм был спасен, но Крылов всё равно не сумел удержаться в рамках этикета. Методично поглощал одно блюдо за другим, пока сосед по столу не шепнул: «Иван Андреевич, да пропусти хоть одно блюдо! Дай императрице попотчевать тебя!»
⠀
О том обеде у Крылова остались самые горестные воспоминания. «Убранство, сервировка — краса. А суп — зелень какая-то, морковки фестонами вырезаны, да всё так на мели и стоит, супу-то самого только лужица. А пирожки? Не больше грецкого ореха. Захватил я два, а камер-лакей уж удирать норовит. Попридержал я его за пуговицу и еще парочку снял. Добрались до индейки. Не плошай, думаю, Иван Андреевич, здесь мы отыграемся. Хотите верьте, хотите нет — подносят только ножки и крылушки... Взял я, значит, ножку, обглодал и положил на тарелку. Смотрю кругом: у всех по косточке на тарелке. Пустыня пустыней. И стало мне грустно, чуть слеза не прошибла. Царица-матушка печаль мою подметила и что-то главному лакею говорит и на меня указывает. Второй раз мне индейку поднесли. Так вот фунтик питательного и получил. А все кругом смотрят — завидуют. Вернулся я домой голодный. И, как назло, прислуге же не велел ужин готовить! Пришлось в ресторацию ехать. С тех пор, когда во дворце обедаю, меня всегда дома ужин ждет».
⠀
Но был такой случай (правда, единственный), когда Крылов сказал за столом, что у него нет аппетита. На том обеде собрались вольнодумцы и острословы, посыпались эпиграммы на высших сановников. Крылов, не доев даже супа, поднялся вдруг из-за стола: «Дурно мне что-то, голубчики. Заглянул по дороге сюда в трактир, заказал пять десятков устриц, да, видно, не рассчитал своих сил». Взял извозчика да и уехал домой. Друзья, пораженные таким известием, кинулись к нему справиться о здоровье: — Вчера вам было дурно, Иван Андреевич?
— Да, знаете ли...
— А может, вам просто разговор застольный не понравился?
— Да, не понравился. Ведь могут подумать: Крылов там был, стало быть, разделяет сей образ мыслей.
⠀
Осторожностью Иван Андреевич обладал не менее удивительной, чем аппетитом. Во всяком случае, с некоторых пор, ведь в молодости ему доводилось вести себя неосторожно.

Уже живя в Петербурге, и пробуя себя в разных жанрах писательства, он взялся издавать журналы — но их, один за другим, закрывала цензура. Одно из крыловских изданий называлось «Почта духов». Идея была весьма оригинальна: некий верховный волшебник Маликульмульк переписывается с водяными, гномами и прочей нечистью. Это была меткая и очень смешная сатира на петербуржские нравы, чиновников и даже порой на саму государыню. В конце концов журналы Крылова Екатерине II надоели. И она изъявила желание познакомиться с издателем!
⠀
Когда Крылов и его компаньон прибыли к императрице, та любезно предложила им отправиться на заграничную учебу. Пообещала даже дать денег на дорогу.. Это было очень щедро с ее стороны, особенно с учетом того, что Радищев уже сидел в сибирском остроге, а издатель Новиков — в Шлиссельбургской крепости.

Компаньон Крылова не стал рисковать, написал императрице благодарственную оду, взял деньги да уехал за границу от греха подальше.

Иван Крылов тоже уехал. Но не за границу, а в провинцию, и денег царских не взял.

Что он делал следующие 7 лет, неизвестно. Говорили, что ездил по ярмаркам, играл в карты, да не просто играл, а выигрывал крупные суммы, и вроде бы, не совсем чисто. В какой-то момент Крылова в качестве домашнего секретаря приютил у себя князь Голицын. Князь пользовался покровительством Екатерины II, а после ее смерти и воцарения Павла I попал в немилость, поэтому жил в уединении в своём поместье под Киевом.

В 1801 году императором стал Александр, очень любивший свою бабушку, а значит, и всех ее протеже: так Голицын снова был приближен - его назначили генерал-губернатором в Ригу. Крылову при нём досталось место правителя канцелярии, но в Риге он не усидел и снова куда-то исчез еще на пару лет. В Петербурге Иван Андреевич объявился только в 1808 году и на рожон больше не лез. Журналы издавать не порывался. Зато… начал писать басни.
⠀
Басни в России писали и до Крылова, а вернее, переводили из Лафонтена или Эзопа. Например, популярна была такая басня Тредиаковского:
«Негде Ворону унесть сыра часть случилось; На дерево с тем взлетел, кое полюбилось. Оного Лисице захотелось вот поесть; Для того, домочься б, вздумала такую лесть: Воронову красоту, перья цвет почтивши, И его вещбу еще также похваливши…»

Тот же самый сюжет, что и в крыловской «Вороне и Лисице». Но, что называется, почувствуйте разницу! Иван Андреевич написал свой вариант, звучавший уже совершенно по-русски, в 1807 году, когда Пушкину (общепризнанному создателю современного литературного русского языка) было всего 8 лет!
⠀
Популярность Крылова была невероятной! 77 тысяч экземпляров сборников крыловских басен вышло только при его жизни. Томик Крылова неизменно лежал у Амвросия Оптинского, и преподобный старец, давая советы людям, часто начинал с чтения подходящей басни. Крылова узнавали на улице даже неграмотные крестьяне - его басни заучивали наизусть. Крылова очень ценила императрица Мария Федоровна, а в доме у великого князя Михаила Павловича Иван Андреевич вообще считался своим человеком.

Его судьба сложилась благополучно: Крылов с