Пророк из «безумного дома». Как блаженный Иван Корейша поражал людей своим даром.

Этот человек обладал каким-то неведомым даром - неспроста к нему стекались толпы людей. О нём говорили, писали – с благоговением и почтением, иногда - с иронией - те, кто не питал к нему и его дару ни малейшего мистического пиетета. Знаменитые перья – Льва Толстого, Александра Островского, Фёдора Достоевского, Михаила Салтыкова-Щедрина, Николая Лескова – рисовали его образ. Парадокс, но этот человек стал особенно знаменит, сидя в «безумном» доме, куда каждый день приходили и приезжали и простые, и знатные люди - толпы жаждущих знать своё будущее. Одних он встречал с почтением, к другим, даже невзирая на их чины и ордена, был равнодушен, а то и груб.
Серьёзнее всех из современников-литераторов к этому юродивому, которого звали Иваном Корейшей, относился, видимо, Гоголь. В феврале 1852 года Николай Васильевич приезжал к нему в Преображенскую психиатрическую клинику (там Иван Яковлевич прожил без малого 50 лет), сам находясь в состоянии, далёком от нормального. Что гений хотел спросить у юродивого – неизвестно. Они ведь так и не встретились. Гоголь подъехал на извозчике к больнице, подошёл к воротам, но стушевался и повернул назад. Просто постоял под окнами в глубоком снегу, да и уехал. И через несколько дней умер.
⠀
Впрочем, под окнами Корейши вечно кто-нибудь стоял. И главным образом это были женщины, в том числе и весьма знатные. Они постоянно толпились у ворот, дожидаясь своей очереди. Пускали «на Корейшу» по билетам, которые стоили 20 копеек, причём в хороший день к прорицателю успевало пройти человек шестьдесят. В среднем в год больница собирала таким образом более 1000 рублей. Тогдашний главный врач Саблер писал по этому поводу: «Мы очень бедны, если бы не Иван Яковлевич, не знаю, как бы мы сводили концы с концами». А так удалось даже купить пациентам первой и единственной на тот момент в Москве психиатрической клиники музыкальные инструменты и бильярд.
⠀
Так кто же такой был этот Корейша, откуда взялся и чем, собственно, болел?

В музее Преображенской больницы хранится медицинская карта Корейши с диагнозом: «Деменция. Причины болезни – неистовые занятия религиозными книгами. Болезнь совершенно неизлечима». Впрочем, его и не лечили, просто кормили и более ничем не беспокоили. Такого лечить — только портить. О том, что творилось в голове у Ивана Яковлевича, можно судить по сохранившимся его записочкам, которые он посылал почитателям. К примеру, Фёдор Буслаев, лингвист, академик как-то написал ему письмо: «Батюшка, Иван Яковлевич, благословите Феодора и не оставьте его в Ваших святых молитвах. Скажите, будет ли он благополучен?Скоро ли женится?». Иван Яковлевич собственноручно начертал ответ: «1845 рока мца декемрея ХIV дня ко Господу молитесь да в адских полех совершенно изцелитесь. А женится не скороу. А животу пудет здоровоу». Академик всё понял и Корейшу благодарил. Кстати, свои эти записочки Иван Яковлевич подписывал без имени, просто: «Студент холодных вод».
⠀
Проживал этот необычный пациент в отдельной палате – довольно просторной, хотя простор этот им не использовался. С самого начала своего пребывания там он провёл по полу черту, разделившую помещение на две половины. В одной Корейша жил, а вторая постоянно оставалась пустой. Он и сам туда не заходил, и никого другого не пускал – ни персонал больницы, ни посетителей. Порядки в палате царили строгие и странные, и никто не смел нарушить установленные Иваном Яковлевичем правила. Подробное описание происходившего там оставил Иван Прыжов, автор книги «26 московских пророков, юродивых, дур и дураков и другие труды по русской истории и этнографии». Вот что он писал: «Войдемте в его палату. Стены уставлены множеством икон, … на полу пред образами стоит большой высеребренный подсвечник… Налево низко молится странник с растрёпанными волосами и в порыжелом от солнца кафтане. Направо, в углу, ещё ниже молится баба. Прямо на диване сидит молоденькая девушка, а на полу возле него известная купчиха З-ая. … Направо в углу, на полу лежит Иван Яковлевич, закрытый до половины одеялом. Он может ходить, но несколько лет уж предпочитает лежать.

На всех других больных надето белье из полотна, а у Ивана Яковлевича и рубашка, и одеяло, и наволочка из темноватого ситца. И этот тёмный цвет белья, и обычай Ивана Яковлевича совершать на постели все отправления, как-то обеды и ужины, (он всё ест руками — будь это щи, или каша) и о себя обтираться, всё это делает из его постели какую-то темногрязную массу, к которой трудно и подойти. Лежит он на спине, сложив на груди жилистые руки. Ему около 80 лет. Лоб высокий, голова лысая, лицо какое-то придавленное и так неприятно, что у меня не достало духу его рассмотреть…

Иван Яковлевич по великим постам велит приносить себе постные и скоромные кушанья (и ему приносят!), мешает их вместе, и сам ест и других кормит. И ханжи, которые дома не обходятся без постного сахару, едят у Ивана Яковлевича скоромные щи, веруя, что это богоугодное дело. Вообще же мешанье кушаньев имеет в глазах Ивана Яковлевича какое-то мистическое значение. Принесут ему кочанной капусты с луком и вареного гороху; оторвёт он капустный лист, обмакнет его в сок и положит его к себе на плешь, и сок течёт с его головы; остальную же капусту смешает с горячим горохом, ест и других кормит: скверно кушанье, а все едят. За обедом и ужином не запрещена Ивану Яковлевичу водочка. …

Из других способов, которыми передаётся врачующая сила Ивана Яковлевича, замечательны следующие: девушек, он сажает к себе на колени и вертит их; пожилых женщин он обливает и обмазывает разными мерзостями, заворачивает им платье, дерётся и ругается, без сомнения, придавая тому и другому символическое значение. … Приехала к нему известная некогда красавица, купчиха Ш., и спрашивает его о чём-то, а он сказал, подняв ей подол: всё растрясла, поди прочь!»
⠀
В Москве его другим и не знали. А вот в Смоленске Корейшу ещё помнили одним из самых образованных людей, во всяком случае в области латыни и древнегреческого…

Родился он в 80-х годах XVIII в. в семье священника. Причём не простого, а перешедшего в духовное сословие из дворян (не такое уж и частое явление). Иван Яковлевич и сам учился в Смоленской духовной семинарии. Но, окончив её, по какой-то причине отказался принимать сан и несколько лет работал учителем.

Закончилась его преподавательская карьера довольно странно: в один майский день 1806 года посреди урока Иван Яковлевич вдруг закрыл книгу и вышел из класса. Он пересёк двор, вышел за ворота и, не заходя домой и ничего никому не объясняя, как был, без каких либо вещей отправился на богомолье по святым местам. Побывал на Соловках, в Киевской Лавре, в обители Нила Сорского в Тверской губернии. В Смоленске объявился года через четыре…
⠀
Там бывший учитель Корейша поселился в старой заброшенной бане, завёл огород, кормился от собственных трудов. И пророчествовал. К нему довольно быстро потянулись люди. В баньку к Ивану Яковлевичу они вползали на четвереньках – таково было его условие. Возможно, это делалось для того, чтобы ограничить поток желающих нарушить его уединение. Но если так — не слишком-то это помогало, и в конце концов Корейша ушёл жить в лес. Его, впрочем, разыскали и там…
⠀
Когда в 1812 году в Смоленск пришли французы, Иван Яковлевич укрывал у себя в лесу отставших при отступлении русских солдат. Позже, когда через Смоленск отступали уже французы, он присоединился к ним. Зачем – непонятно, просто шёл некоторое время на Запад с Наполеоновской армией. Вроде бы, перевязывал раненых. Впрочем, вскоре был задержан казачьим разъездом и водворен обратно в Смоленск.
⠀
За что Корейшу всё-таки поместили в психиатрическую больницу – точно неизвестно. Но есть две версии. По одной из них, он напровидел «ненужное», а именно про 150 000 рублей, выделенных из казны на восстановление Смоленска, но осевших в карманах губернатора и его окружения. По другой – неосторожно дал совет одной барышне. Она собралась замуж, но незадолго до свадьбы отправилась к Корейше чтобы спросить: будет ли счастлива в замужестве? В ответ Иван Яковлевич стал стучать кулаком по столу и кричать: «Разбойники! воры! бей! бей!». Невеста решила, что это её жених – разбойник, и от свадьбы решительно отказалась. Но жених был непрост, имел большие связи и упросил смоленского губернатора избавить общество от безумного возмутителя спокойствия. Правда, невесту вернуть это ему не помогло – она вообще не пошла замуж, а постриглась в монахини и стала игуменьей...

Как бы то ни было, Ивана Яковлевича схватили и привели в больницу, где освидетельствовавшие его врачи определили вышеупомянутую деменцию. После чего, за неимением в Смоленске собственной психиатрической клиники, отправили беднягу в Москву, в Преображенскую больницу. Но земля слухами полнится. О сверхъестественных способностях Корейши в Москве прознали быстро. Можно сказать, его слава шла впереди него. Уже на третий день к Ивану Яковлевичу явился смотритель больницы, пожелавший спросить, выздоровеет ли его дочь. Но даже вопроса задать не успел, как юродивый забормотал: «Ох, больно, жалко! Ох, корь, корь – три дня помечется, повысыпит – на третий день здоровье». Вскоре к больной приехал врач и поставил диагноз: корь. Девочка выздоровела.
С тех пор к Ивану Яковлевичу и потянулись со всей Москвы. Его бесконечно спрашивали о женихах и болезнях, о засухах и морозах… За год до начала Крымской войны Корейша стал вдруг предлагать своим посетительницам сушить хлеб и щипать корпию (мелкая ветошь из старой, расползающейся льняной ткани; использовалась как перевязочный материал). Что это значит – те поняли, когда началась война, и женщинам пришлось идти в сёстры милосердия…
⠀
Благодарить его за все эти чудеса предлагалось дарами: калачами, яблоками и нюхательным табаком. Ничем этим Корейша сам не пользовался, а раздавал другим: считалось, что «дары», побывав в его руках, освящаются и с их помощью потом происходят всякие чудеса. Одна барыня рассказывала, что однажды у неё так загноилась рана на пальце, что медик