Неистовая Евлалия. Как роковая любовь погубила знаменитую оперную певицу.

Ее сравнивали с «кометой дивной красоты», чей взлет был блистателен, а гибель ужасна. Драма жизни этой женщины вдохновила Тургенева на его последнюю повесть и Куприна – на свой самый первый рассказ...

В 1882 году Иван Тургенев написал свою последнюю повесть. Она называлась «После смерти» с подзаголовком в скобках: «Клара Милич». Несколько лет спустя юнкер Александр Куприн использовал тот же сюжет из реальной жизни в своём первом рассказе «Последний дебют». Правда, за публикацию этого рассказа юноша угодил на гауптвахту – начальство запрещало юнкерам печататься без его дозволения.

Конечно, сравнивать повесть великого мастера и первый юношеский опус неправильно. Но их роднит образ главной героини – яркой творческой личности с трагической судьбой. Прототипом тургеневской Клары Милич и купринской Лидии Гольской была выдающаяся оперная певица и драматическая актриса Евлалия Кадмина.

В середине XIX века старую Калугу всколыхнуло невероятное событие: купец Павел Кадмин женился на цыганке. Слухи ходили разные: одни говорили, что он чуть ли не выкрал её из табора, другие уверяли, что Кадмин привез певицу из московского цыганского хора. Так оно и было: калужский купец, увидев красавицу-цыганку, выкупил её у хора да и женился.

В 1853 году у Кадминых родилась третья дочь, Евлалия, а по-домашнему – Влаша. Она единственная пошла в мать – смуглолицая, с большими черными глазами и темными вьющимися волосами. От матери ей достались и звонкий голос, и музыкальность, и цыганский нрав: она с детства была горда и непокорна.
Способности и таланты девочки буквально рвались наружу - и родители всерьёз задумались об образовании дочери. С превеликими трудами удалось определить Влашу в московский Елизаветинский институт для «девиц благородного звания».

Так, благодаря деньгам и хлопотам отца полуцыганка Влаша попала в «благородные».

Влаше нравилось учиться, она всегда была среди первых учениц. И Москва – яркая, звучная, суматошная – пришлась ей «по вкусу». Но самым большим потрясением стало первое посещение Большого театра. И хотя Влаша не запомнила имен исполнителей, театр навсегда запал ей в душу.

В год окончания института, когда девушке исполнилось 16 лет, внезапно умер отец. Мать не умела вести дела, и будущее семьи оказалось под угрозой. И быть бы Влаше гувернанткой в богатом доме или компаньонкой при знатной даме, если бы не счастливый случай...

Она всегда много и с удовольствием пела, легко запоминала самые сложные арии, исполняла их, в том числе, на институтских вечерах. На один из таких вечеров институтское начальство пригласило именитых гостей, и среди них был основатель и директор Московской консерватории Николай Рубинштейн. Выдающийся музыкант, «музыкальный хозяин Москвы», как его называли, сразу отметил красивый и выразительный голос Кадминой, а ещё её необычную внешность и артистизм. Он предложил девушке сдавать экзамены в консерваторию и пообещал выхлопотать для нее стипендию.
Так неожиданно и устроилась судьба Евлалии Кадминой.

Московская консерватория была еще очень молода, она работала всего четыре года, но уровень подготовки молодых музыкантов уже был чрезвычайно высок. Имена преподавателей говорили сами за себя: занятия по гармонии вел Петр Чайковский, классом декламации и сценического искусства руководил актер Малого театра Иван Самарин. Именно он развил в Кадминой способности драматической актрисы.
Уже в ученические годы Евлалия начала выступать на вечерах в консерватории, а в мае 1872 года состоялся ее дебют на оперной сцене.

Знатоки тогда отметили прелестный голос Кадминой, теплый тембр, верность музыкальных интонаций - она пела и играла как состоявшаяся артистка. Но особенно дорог ей был отзыв Чайковского: «Кроме своих вокальных преимуществ, г-жа Кадмина обнаружила в исполнении партии Орфея далеко не дюжинный талант, который позволяет надеяться, что ей предстоит блестящая будущность…»

На одном из таких представлений присутствовала императорская семья. Возможно, именно пение Кадминой помогло исправить бедственное положение консерватории: после этого училищу была назначена правительственная субсидия.

Весной 1873 года Евлалия Кадмина окончила консерваторию с серебряной медалью – первая из выпускниц-вокалисток. Её известность дошла и до дирекции Большого театра, и вскоре 19-летней артистке предложили выступить на его сцене. И это было настолько невероятное выступление, что современники вспоминали: еще никогда в Большом театре так не принимали дебютантку. Присутствовавший на спектакле Чайковский писал: «Смотря на мастерскую игру молодой певицы, слушая ее глубоко прочувствованное пение, никак не верилось, что это была артистка, впервые появляющаяся на подмостках…»

Дальше – что ни роль на сцене Большого, то триумф: Княгиня в «Русалке» Даргомыжского, Рогнеда в одноименной опере Серова, боярыня Морозова в «Опричнике» Чайковского, Ратмир в «Руслане и Людмиле»... Овации, цветы, хвалебные рецензии – всего этого было у Кадминой в избытке. Но она не была удовлетворена, если не сказать более – разочарована.

Дело в том, что в то время русская опера в Москве буквально боролась за своё существование. Значительная часть публики традиционно признавала только итальянскую оперу. Поэтому спектакли итальянской антрепризы составляли бОльшую половину репертуара. Ещё примерно треть вечеров отводились балетным спектаклям. А на долю русской труппы Большого театра доставался лишь один вечер в неделю. И, по правде говоря, на этих спектаклях часто пустовали ложи, партер зиял пустыми креслами; только раёк неизменно заполнялся студентами и демократической публикой.

Кадмина тяжело переживала такое отношение к искусству, поэтому нередко «воевала» с дирекциями и театральными антрепренерами. Её натуре был присущ какой-то подростковый максимализм, который некоторые принимали за капризы Примадонны. И если что-то её возмущало, говорили, что в ней просыпался цыганский чертенок - она нарочно доводила ситуацию до предела.

Ранимая, обидчивая, она могла вспылить и наброситься даже на друзей. А потом горько раскаивалась, просила прощения при встрече или писала покаянные письма, подписываясь: «бешеная Кадмина».

Несмотря на видимую общительность, большой круг друзей и знакомых, Кадмина была очень одинокой. Она не могла или не хотела войти ни в высший свет, ни в общество творческой элиты. Ценила дружбу, встречалась, общалась, вела оживленную переписку, но… ни с кем не была по-настоящему близка. Примадонна на сцене, она сторонилась этой роли в реальной жизни.

О личной жизни Кадминой ничего не известно. Закулисные интрижки, навязчивые поклонники – всё это было ей глубоко чуждо. Она как-то сумела отвадить от себя многочисленных воздыхателей и жила вдали от этого. Никто не затронул её сердца; за неё любили её героини!

Многие замечали в Кадминой – как в артистке и как в женщине – какое-то стихийное начало, неуправляемое, роковое. Чуть ли не все рецензенты писали, что она особенно хороша в трагических ролях. Чайковский видел в ней романтическую героиню и посвятил ей романс «Страшная минута», к которому сам написал слова.

Рассказывают, что автор преподнес своё творение Кадминой на товарищеском ужине московской музыкальной богемы. Евлалия, прочитав последние строки («Иль нож ты мне в сердце вонзишь, / Иль рай мне откроешь»), положила на поднос нож и приказала лакею: «Отнеси господину Чайковскому».

Это несколько ранило Кадмину, но именно так воспринимал её композитор, впоследствии написавший: «Я хорошо знал эту странную, беспокойную, болезненно самолюбивую натуру, и мне всегда казалось, что она не добром кончит».

Двухлетний контракт Кадминой с Большим театром подходил к концу, и возобновлять его певица не хотела. В это время в Санкт-Петербурге русская опера уже занимала более достойное положение. В распоряжении русской труппы был Мариинский театр. И главное - публика ходила на русские оперные спектакли и ждала новых премьер.
И вот, весной 1875 года, Кадмина дебютировала в Санкт-Петербурге в опере «Опричник». После каждого действия публика по нескольку раз вызывала артистку на сцену.

Последовали другие оперы и роли, восторженные овации, цветы, а после одного из спектаклей зрители поднесли Кадминой лавровый венок!
Вскоре Евлалия вернулась в Москву, выступила в нескольких спектаклях, а потом вдруг исчезла. Друзья певицы нескоро получили известия о ней. И оказалось, что она в Италии.

Как ни старалась Кадмина сохранить своё инкогнито, газетчики пронюхали, что в Италию приехала знаменитая русская певица. И вслед за газетными сообщениями поступили предложения от нескольких театральных антрепренеров.

Контракты были непродолжительными, Евлалия выступала в оперных театрах Неаполя, Турина, Флоренции и Милана, и всюду с неизменным успехом. Её тепло встречала публика, газеты отмечали «высокую культуру исполнения», «большой драматический талант», а по поводу внешности артистки авторы соревновались в эпитетах: отмечали её «магическую красоту», уверяли, что «за русской красавицей, которая чернее и огненнее итальянок, бегают восхищенные взоры…».

А русская красавица тем временем тосковала. Атмосфера в итальянском закулисье была ещё тягостнее, чем в России: дрязги, низкое интриганство, безразличие к искусству. Антрепренеры беззастенчиво нарушали контракты; с одним из них Кадминой пришлось даже судиться. В итоге певица заболела и оказалась в больнице. Её лечил молодой врач Форкони - заботливый и любезный. И так случилось, что пациентка потянулась к лечащему врачу - между ними вспыхнуло взаимное чувство. Вскоре Кадмина и Форкони обвенчались. Однако брак их был недолгим. Разные и по темпераменту, и в духовном плане, они совершенно не подходили друг другу - начались раздоры, скандалы, и последовал разрыв.

Тоска артистки сменилась настоящим отчаянием. Только в одном письме, близкому другу, Кадмина чуть приоткрыла душу. Она писала: «Я не один раз пыталась действительно стереть с лица земли самую память о моем существовании; но яд не подействовал, а из реки вытащили полицейские». И

Только люди, упомянутые в этом сообщении пользователем historyrossia, могут отвечать

Ответов пока нет!

Похоже, что к этой публикации еще нет комментариев. Чтобы ответить на эту публикацию от История России , нажмите внизу под ней