«Я ЖИВУ СВОЮ ПОСЛЕДНЮЮ ЖИЗНЬ…» Как сложилась судьба старшей дочери Марины Цветаевой.
Дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона была разносторонне одарённым человеком, но её талантам так и не суждено было раскрыться в полной мере – значительную часть своей жизни Ариадна Эфрон провела в сталинских лагерях и сибирской ссылке. Переводчица, художница, искусствовед, поэтесса – она могла бы стать значительной фигурой в русской литературе, живописи и книжном деле ХХ века. Живя в эмиграции, Ариадна окончила училище прикладного искусства в Париже, а также высшую Школу Лувра по специальности «история изобразительного искусства». Но ни в литературе, ни в искусстве успеха ей добиться не удалось. При этом Ариадна Эфрон была невероятно сильная духом женщина, которая, пережив столько личных трагедий, не сломалась и не опустила руки...
«Девочка! - Царица бала!
Или схимница, - Бог весть!
- Сколько времени? - Светало.
Кто-то мне ответил: - Шесть.
Чтобы тихая в печали,
Чтобы нежная росла, -
Девочку мою встречали
Ранние колокола!»
Такими строками Марина Цветаева приветствовала рождение своей старшей дочери. Поэтесса назвала её Ариадной – именем любимой мифологической героини, о которой позже напишет трагедию. В четыре года необыкновенный ребёнок с огромными синими глазами уже научился читать, а в пять лет – писать. С шести лет Аля (как называли её в семье) начала вести дневники.
Илья Эренбург после посещения дома Цветаевой в 1918 году в голодной и холодной Москве оставил такие воспоминания: «Марина как будто нарочно развалила свою нору. Всё было накидано, покрыто пылью, табачным пеплом. Ко мне подошла маленькая, очень худенькая, бледная девочка и, прижавшись доверчиво, зашептала:
«Какие бледные платья!
Какая странная тишь!
И лилий полны объятья,
И ты без мысли глядишь».
Я похолодел от ужаса. Дочке Цветаевой – Але – было тогда 5 лет, и она декламировала стихи Блока».
И это совсем неудивительно - её раннее детство прошло в изящном обрамлении поэтической богемы, в Москве и Коктебеле, среди удивительных и творческих людей.
К примеру, крёстной Али была Елена Волошина – мать знаменитого поэта. Бескомпромиссная женщина передовых взглядов, она носила короткую стрижку и просторные одеяния – даже в день крестин она была одета в татарский кафтан собственного шитья, украшенный бисером. Священник принял её за мужчину и не хотел допускать к обряду в качестве крёстной матери. Недоразумение удалось уладить профессору Ивану Цветаеву, дедушке Ариадны. Почтенный директор Музея изящных искусств, одетый в парадный генеральский мундир, проявил немалую выдержку, убеждая служителя церкви принять крёстную, как есть.
⠀
В московском доме, который родители Ариадны купили вскоре после женитьбы, у неё была просторная детская. Куклы, серая волчья шкура на полу возле ажурной кроватки и книжки, принадлежавшие ещё бабушке, пианистке Марии Мейн. Маленькая Аля любила Шарля Перро и «Священную историю в иллюстрациях Гюстава Доре». Но центром Вселенной для нее было, конечно же, творчество матери. Внимания с её стороны всегда было мало, но всё это из-за того, думала Аля, что «Марина пишет стихи».
⠀
Их отношения - матери и дочери - с самого начала складывались больше как партнёрские; точнее, такими их складывала сама Цветаева. И всякий раз не забывала напомнить, чьей дочерью является Аля. «Моя мать очень странная, - писала 6-летняя Ариадна. - Моя мать совсем не похожа на маму. Матери всегда любуются на своего ребёнка, и вообще на детей, а Марина (именно «Марина» и «Вы» - так, по примеру отца, называла Ариадна свою маму, прим.) маленьких детей не любит... Она пишет стихи. Она терпелива, терпит всегда до крайности. Она всегда куда-то торопится. Но у неё большая душа. Нежный голос. Быстрая походка. И глаза почти всегда насмешливые...»
⠀
К 1918 году счастливое детство Ариадны обратилось нуждой и скитаниями. Шла Гражданская война, отец Али сражался в добровольческой армии где-то на юге России. Тогда ей было шесть лет, её младшей сестре Ире – чуть меньше трёх, и жили они с матерью в чердачной комнате в Москве.
В городе практически невозможно было найти продукты, дома из всей еды несколько сухарей да под столом – початый мешок картошки. Цветаева не получала паёк, хотя служила при комитете по делам национальностей. Положение было катастрофическим. Обессиленные дети, открытые любым болезням, всё время просили есть. Тогда кто-то подсказал Цветаевой, что можно на время пристроить девочек в приют в Кунцево – правда, для этого нужно выдать их за приёмных. И Цветаева отвезла туда дочерей. Такой тяжёлый выбор матери был вызван отчаянной ситуацией - голодом и холодом послереволюционных лет и полным отсутствием какой-либо материальной поддержки.
⠀
Через два месяца, проведённых в приюте, Аля заболела воспалением лёгких – при малярии и чесотке. Временами её мать была рядом, сидела у кровати и кормила сахаром, чтобы никто не видел - и даже маленькая Ирина. Температура не спадала несколько дней, и мать забрала Алю домой – был январь 1920-го. Младшую оставила в приюте, и в следующем месяце девочка умерла. Цветаева узнала об этом, стоя в какой-то голодной московской очереди, так как никто не прислал ей извещения. Из-за болезни Али она не могла отлучаться к Ирине, потом раскаивалась и винила себя в её смерти. «Старшую у тьмы выхватывая - Младшей не уберегла…», - напишет она. Но когда Аля подросла, Цветаева сказала ей, что именно ради её, Алиного спасения, она сделала этот страшный выбор, мол, в те дни он бывал и похлеще. И попросила её об этом помнить, словно можно было о таком забыть...
⠀
После окончания Гражданской войны, осенью 1920 года, Сергей Эфрон в составе своей части был эвакуирован в Галлиполи, а затем уехал в Европу. Только спустя год Марина Цветаева узнала о том, что её муж жив, и вместе с дочерью решила уехала к нему в Прагу. Жили они на пособие от чешского правительства и стипендию Эфрона (он тогда учился в Университете), а Цветаева пыталась издавать свои стихи, но безуспешно. Быт и нищета привели к тому, что в семье начался разлад. И даже родившийся в 1925 году долгожданный сын (хотя многие биографы приписывают ему отцовство Константина Родзевича, с которым у Цветаевой был роман), не спас ситуацию.
В октябре 1925 года Цветаева вместе с сыном и дочерью покидает Прагу и перебирается в Париж, по приглашению подруги и почитательницы её таланта Ольги Черновой. Через несколько месяцев Сергей Эфрон тоже перебрался в Париж, и здесь, в столице Франции, семья Цветаевой и Эфрона проведёт долгие 12 лет…
⠀
Аля довольно рано стала помогать матери не только по хозяйству, но и в поиске денег: где-то убирала, кому-то прислуживала, вязала шапочки на продажу. В Париже изучала оформление книги, гравюру и литографию в училище прикладного искусства, училась в высшей школе Лувра. Писала стихи, пробовала издавать их в русскоязычных французских журналах, переводила Маяковского... Ещё когда ей было 11 лет, мать записала: «Сплошные вёдра и тряпки, где уж тут развиваться. Мне её жаль, потому что она такая благородная и никогда не ропщет, но к 20 годам с такой жизнью она может люто озлобиться». Дома Аля чувствовала, что нужна только в качестве няньки для брата. Однажды даже бросила матери: «Ты думала, я служить буду только вам?!» И ушла из семьи – устроилась помощницей к зубному врачу. Но в итоге денег он не заплатил – пришлось возвращаться домой. Решила свести с жизнью счёты, даже оставила предсмертным записку. Открыла газовую духовку на кухне, пока дома никого не было, но не вышло – отец вернулся раньше времени.
⠀
Сергей Эфрон давно советовал дочери возвращаться в Советский Союз, так как и сам хотел этого: за границей жизнь не клеилась, и тоска разъедала душу. Но против возвращения была Цветаева – она считала, что возвращаться просто некуда и незачем. Страны, которую они любили, больше нет, а «то, что есть, любить невозможно».
⠀
Аля вернулась из эмиграции первой – в марте 1937 года. И ей очень понравилась обновлённая Москва. К тому же в то время она встретила Самуила Гуревича, ставшего её гражданским мужем. Он на восемь лет был старше Ариадны, и как она, вырос за пределами России. Детство его прошло в Америке, куда задолго до Октября 1917-го эмигрировал его отец — профессиональный революционер.
⠀
Поначалу всё складывалось хорошо: Аля поселилась у сестры отца, Елизаветы Эфрон, стала рисовать и переводить для московского журнала на французском языке. Вскоре в Москве появился отец, а за ним - и мать. Но спокойная жизнь закончилась в 1939-м, когда поздним вечером 27 августа Ариадна Эфрон была арестована. В ходе жестоких пыток она была вынуждена дать показания против отца - его арестовали через пару месяцев, обвинив в антисоветской деятельности и шпионаже. Как говорила Ариадна в письмах: «все дела были плохо скроены, но очень прочно сшиты», и всё же, она держалась 20 дней. Не всякий мужчина выдержит и недели таких испытаний (Алю без одежды ставили на весь день в холодном карцере, где не было возможности присесть, вызывали на допросы в ночь, держа до самого утра, не давая таким образом спать, а спать в камере запрещалось, били резиновой дубинкой, всячески издевались). А когда она отошла от пыток, то отказалась от своих показаний. Но это уже не спасло ни отца, ни её саму. Ариадна была осуждена по статье «шпионаж» и приговорена к 8-ми годам исправительно-трудовых лагерей.
⠀
«Хотя я и в тюрьме, но я счастлива, что вернулась в Россию, что у меня есть Муля! Только очень жаль, что у меня нет от него ребёнка...», — говорила Аля. Переписка с любимым помогла ей тогда выжить, ведь вестей от матери, которая вместе с сыном сбежала из Москвы в Голицын, поначалу не было.
⠀
В лагере Аля работала мотористкой, чиня солдатские шинели, потом - на изготовлении зубного порошка. Видоизменённая, тяжёлая, но жизнь её продолжалась. Как рассказывали те, кто был с ней в те времена, она никогда не падала духом и старалась поддерживать своих подруг по беде, хотя сама нуждалась в поддержке не меньше. «Мне стыдно признаться в своей слабости, но я так устала, хотя никому этого не говорю и не показываю», - писала она мужу. А он в отв
