Две истории из жизни крепостных или Как в Российской империи людьми торговали.

В 1842 году император Николай I именным указом объявил, что в силу трактата, заключенного в Лондоне с другими великими державами, его подданным категорически запрещается торговать чернокожими людьми. А нарушители сего указа будут караться по всей строгости закона наравне с морскими разбойниками. Найденным у работорговцев африканским невольникам предписывалось немедленно давать свободу. Однако в то же самое время миллионы крестьян в России оставались крепостными, и их продолжали покупать и продавать, прибегая к разнообразным ухищрениям, чтобы обойти предусмотренные законами ограничения на торговлю соотечественниками.

Первая продажа крепостных крестьян, зафиксированная документом, дошедшим до нас, случилась 17 мая 1647 года. Осип и Семён Ивановы дети Протопоповы написали: «Даём сию запись Гарасиму Васильеву сыну Веригину в том, что мы поступилися ему из вотчинной своей деревни из Хвощна, Глажинского погоста, вотчинного своего крестьянина Титка Михайлова (по прозвищу Максимка) с женою и с детьми (с сыном Исачком да с сыном Макейком) за долг бесповоротно. И ему (Гарасиму) того нашего вотчинного крестьянина Титка с женою и с детьми даём перевезть в свои вотчинные деревни и в поместья, куда он Гарасим похочет».

В те времена Уложение царя Алексея Михайловича закрепляло крестьян за землевладельцами, но продажа крестьян без земли продолжала оставаться противозаконной, хотя и широко распространенной. При этом крестьяне в XVII веке всё ещё имели немалые права, а вот в петровские времена началось их урезание. В последующие годы крестьяне настолько были ограничены в своих правах, что их купля, продажа, дарение или обмен стали обычным предметом сделок между помещиками. При Елизавете Петровне, например, средняя цена деревни была по 30 руб. за душу мужского пола. Женские души стоили гораздо дешевле...

Так, в одной из кУпчих 1760 года говорится следующее: «Отставной капрал Никифор Гаврилов сын Сипягин продал маиору Якову Михееву сыну Писемскому своих из Галицкаго уезда, Корежской волости, из деревни Глобенова, крестьянских дочерей, девок: Соломаниду, Мавру да Ульяну Ивановых дочерей малолетных на вывоз. А взял я, Никифор, у него, Якова Писемскаго, за тех проданных девок денег три рубли. И вольно ему, Якову, и жене, и детям, и наследникам его, теми девками с сей купчей владеть вечно, продать и заложить и во всякие крепости укрепить...»

Одним из нововведений елизаветинского времени стало ограничение прав на владение крестьянами. С 1745 года оно предоставлялось только дворянам. Но это совсем не означало, что подданные Елизаветы Петровны соблюдали новые правила. Способы обхода этого закона вскоре освоили и священники, и купцы, покупающие целые деревни к фабрикам и заводам. Но после указа Петра III «довольствоваться только вольнонаемными по паспортам за договорную плату людьми» купцы, как и священники, стали приобретать в собственность отдельных работников, будто бы нанимая их в услужение. Например, в 1766 году купец Иван Крапивин купил у поручика Шигарина его дворового с женой за 100 рублей. В записи же было сказано, что поручик отдал своих людей в услужение на 30 лет и указанную плату получил сполна.

«Дух времени или понятия были таковы, что стыдно было порядочному человеку не иметь своих дворовых, - вспоминал типограф и издатель Н. Селивановский. - Приобретение было дёшево. Дворянство… ежедневно продавало людей, семью, мальчика, девочку, лакея, кучера, повара, бабу… а средний класс, трудясь тихо и незаметно, приобретал капиталы и имел все средства покупать людей, разумеется, на чужое имя, приписывать к домам и т.д. Бывало, что людей дарили на именины в знак приязни».

Как свидетельствуют документы того времени, при продаже в розницу крестьяне стоили дороже. И самым прибыльным товаром были выросшие красавицами крестьянские дочери, поэтому их чаще всего отнимали у родителей...

По этому поводу в 1794 году Екатерина II написала генерал-губернатору Тверской и Новгородской губерний Н. Архарову письмо, где указала, что, по дошедшим до неё сведениям, в имении тверского помещика Хитрово «выбрано с деревни и выслано в Москву к сущему разорению семейств их 30 девок и одна вдова с дочерью, намереваясь их всех распродать порознь». «К концу царствования Екатерины, - отмечает историк В. Семевский, - продажа людей в розницу приняла самый позорный вид: людей продавали буквально наравне со скотами, причём наиболее сильный запрос был на красивых девушек».

Александр I, как могло показаться, совершенно искренне желал уничтожить право помещиков торговать людьми в розницу без земли. По повелению императора указом было запрещено печатание в «Санкт-Петербургских ведомостях» объявлений о продаже людей без земли, а через два года император разрешил всем помещикам освобождать своих крестьян, как благоприобретенных, так и родовых, как поодиночке, так и целыми селениями, наделив их землей. Этим Указом о свободных хлебопашцах Александр I хотел «вывести народ из того варварского состояния, в котором он находится при существовании торга людьми». Но при жизни Александра I из 9-ти миллионов крепостных в свободные хлебопашцы было отпущено лишь 47 153 души мужского пола.

В 1833 году Николай I, убедившись, что этот указ не выполняется, запретил разлучать крестьянские семьи при продаже. Но опубликованные в «Русской старине» полвека спустя воспоминания сельского священника о быте помещиков перед отменой крепостного права говорили о том, что жизнь и после этих гуманных указов текла по-старому:

«Попался старичок из Саратовской губернии и рассказал мне о старом своем житье-бытье: «бывало, наша барыня отберёт парней да девок человек 30, мы посажаем их на тройки, да и повезем на урюпинскую ярмарку продавать. Я был в кучерах. Сделаем там на ярмарке палатку, да и продаём их. Больше всего покупали армяне. Коль подойдет кто из начальства, то барыня говорит, что она отдаёт внаймы. Каждый год мы возили. Уж сколько вою бывало на селе, когда начнёт барыня собираться в Урюпино».

Несколько лет назад в Оренбургском областном архиве была обнаружена подлинная купчая крепость о продаже крепостной девушки. Купчая крепость была написана на гербовой бумаге трехрублевого достоинства, на которой можно было писать сделки до 1000 руб. А выдана она была 4 июля 1829 года штабс-капитаном восьмого оренбургского линейного батальона, Черняховским, жене поручика двенадцатого батальона, Агафье Лавровой Рещировой. В купчей указано, что Черняховский «продал дворовую свою девку Фёклу Самойлову, оставшуюся в наследство после покойной его жены Елены Васильевны, за 200 рублей».
Как указано в купчей, к жене Черняховского крепостная Самойлова попала в 1828 году также по купчей крепости от подпоручика Герасимова, а последний купил её у титулярного советника Богданова, к которому она попала по наследству от матери. Мать же Богданова купила Самойлову у коллежского асессора Кайма, за которым девушка была записана в Казани. Таким образом, получается, что за 13 лет у Фёклы Самойловой сменилось семь владельцев.

Из других сохранившихся документов стало известно, что в дальнейшем у этой «дворовой девки Фёклы Самойловой родилась дочь Екатерина Васильевна». Отчество девочки совпадает с именем помещика Рещирова, который, видимо, был её отцом, так как Екатерина, как оказывается, стала его воспитанницей, а по достижения 16-летнего возраста была выдана им замуж за старшего аудиторского писаря Флегонта Уханова.

Но как «незаконная» дочь крепостной крестьянки, в то же время Екатерина была собственностью своей владелицы, сначала Рещировой, а после её смерти досталась по наследству её сестре Бибиковой. Давая соглашение на выдачу Екатерины замуж за свободного человека, Бибикова выдала ей вольную.

Сохранилось и ещё одно интересное свидетельство современника крепостного права - воспоминания Любови Ивановны Князевой, записанные с её слов в 1934 году. В том году Любовь Ивановна праздновала последний День своего рождения - ей исполнилось 125 лет!

Несмотря на свои годы Любовь Ивановна выглядела ещё довольно бодро. В 1917 году она переболела тифом, получилось осложнение, и она потеряла зрение. Однако она очень хорошо слышала, обладала прекрасной памятью и любила поговорить о старине.

Любовь Ивановна родилась 30 сентября 1809 года в селе Кузай Бузулукского уезда. Родители её были крепостными, и в этот день помещик по фамилии Скрябин записал на приход добавочную «душу». Когда девочке исполнилось 9 лет, её отправили на работы в птичник.
«Тяжело было, - вспоминала Любовь Ивановна. - На птичнике были все крупные девки, одна я маленькая. Как-то насыпала каши гусям. Откуда ни возьмись пёс и давай жрать кашу. Я гоню его, а он на меня бросается. Что делать? А тут, как на грех, помещица из окна глядит:
— Гони пса, дрянь!
А как же его прогнать, когда он ростом поболе меня. Разозлилась помещица, выскочила и едва косы мне не оторвала...»

Когда Любови Ивановне исполнилось 14 лет, её без согласия выдали замуж за крепостного кузнеца Еремея Андреевича Князева. А вскоре молодых разлучили: кузнеца отправили к соседнему помещику, и 6 лет они не виделись.

Вскоре помещичья дочка Вера Скрябина стала невестой сына соседа, помещика Шотта, и ведя переговоры о приданом, родители невесты и жениха долго торговались. Наконец, дело порешили, и в качестве приданого жених, помимо всего прочего, получил пару рысаков, шесть борзых собак и кузнеца Еремея Князева с женой.

«Плохо жилось у помещика Шотта, - вспоминала Любовь Ивановна. - Пороли за всякую малость. Чуть что, сейчас же на конюшню. А однажды жестоко мне попало, муж подвёл. ... Вместе с мужем заставили меня класть омет. Дело было зимой. Я подавала вилами солому, а муж укладывал. В это время подъехал управляющий, Матвей Николаевич, и стал кричать на Еремея:
—Ты, что же это, мерзавец, кладёшь солому со снегом? Запорю!
Еремей испугался и свалил вину на меня. Это она, мол, подаёт солому, не стряхивая снег. Управляющий выхватил у меня вилы и с силой ударил по голове. Даже искры из глаз посыпались. Глаза врозь

Только люди, упомянутые в этом сообщении пользователем historyrossia, могут отвечать

Ответов пока нет!

Похоже, что к этой публикации еще нет комментариев. Чтобы ответить на эту публикацию от История России , нажмите внизу под ней