«И спустя 200 лет в России пьют и воруют...» Как Карамзину приписали слова, которых он не говорил.

Иногда его называют первым великим русским писателем XIX века - первым по числу удачно изобретённых слов. «Впечатление», «влияние», «влюблённость», «ответственность» и даже «промышленность» (в её нынешнем значении) введены в русскую речь Николаем Михайловичем Карамзиным. И это только малая часть. Интересно, какими новыми словами ещё мог бы обогатиться русский язык, если бы в возрасте 37 лет признанный мэтр словесности и главный редактор ведущего журнала не оставил бы художественную литературу ради «Истории государства Российского», над которой работал до конца своих дней?! Но слава выдумщика слов, будто судьба, не оставила Карамзина и после смерти. Ему стали приписывать не сказанное им, не изобретенное и даже то, о чём он и помыслить не мог.

Одно псевдоизречение Карамзина в наши дни цитируют повсеместно: «В России, даже если пройдет 200 лет, делать будут всё то же: пить и воровать». Причина популярности — число 200: ровно столько лет отделяет нас от «Истории государства Российского», вышедшей в свет между 1818 и 1829 годами. Но то, что выглядит фразой на злобу дня, пришедшей из прошлого, на деле лишь иллюстрирует работу испорченного телефона. Филологи, проанализировавшие все сочинения классика, ничего похожего в них не нашли.

Однако всё же интересно проследить происхождение этого изречения. Князь Петр Вяземский, знавший Карамзина, как-то записал его слова о коррупции: «Если бы отвечать одним словом на вопрос «что делается в России?», то пришлось бы сказать: крадут». Спустя более, чем столетие, в 1935 году, писатель Михаил Зощенко воспроизвёл этот эпизод в своём сборнике исторических анекдотов «Голубая книга». Оттуда в 1990 году фразу позаимствовал Сергей Довлатов, добавивший, что с тех пор уже прошло два столетия, и выбросивший фигуру Вяземского. А в 2000 году добавили слова про алкоголь. В итоге выражение приобрело свой окончательный вид и разошлось как мем, правда, с путаницей в том, кому приписывали эти слова, примерно так: «Ещё то ли Карамзин, то ли Салтыков-Щедрин сказал: «Что будет через 200 лет? Будут пить и воровать!».

Любопытно, что к тому же времени относится и другая широко разошедшаяся псевдоцитата. Фразу о том, что в России есть две беды — дураки и дороги, в 1989 году впервые произнёс сатирик Михаил Задорнов, приписав её Гоголю. Это всем показалось настолько правдоподобным, что с оригиналом сверяться не стали. И лишь много позднее обнаружилось, что в сочинениях классика ничего подобного нет.
⠀
Другая легенда, тесно связанная с Карамзиным, далека от политики. На протяжении многих лет ему приписывают украшение кириллического алфавита последней вошедшей в него буквой, а именно «ё». В 2000-е годы об этом вспомнили власти Ульяновска, в окрестностях которого, по одной из версий, родился Карамзин, и возвели литере памятник. Не обошлось без происшествий: материал для монумента не сумели доставить в срок, потому пришлось обратиться к местной фирме по оказанию ритуальных услуг. Получившийся в итоге памятник «ё» (издалека похожий на могильный) поначалу казался слегка мрачным. Но позже его подновили, и с тех пор он по праву украшает собой центр города.
⠀
Участие Николая Михайловича Карамзина в популяризации буквы «ё» сегодня никто не ставит под сомнение, но вот авторство её ему приписали по ошибке. В 1797 году, редактируя свои стихотворения для печати, классик заменил буквосочетание «io», использовавшееся повсеместно, на «ё». У него получились: «зарёю», «орёл», «мотылёк», «слёзы» и первый ёфицированный глагол «потёк» вместо старого «потioк». Но вот в чём загвоздка: Карамзин не был первым. До него поэт Иван Дмитриев, автор сборника «Мои безделки», проделал то же самое: вместо «всio» в своём стихотворении написал «всё».
⠀
К сожалению, многие подробности о редактировании книг в XVIII веке утрачены, поэтому нельзя утверждать точно, от кого именно исходила замена. Карамзину и Дмитриеву могли подсказать эту мысль редакторы. На этот вывод наводит то, что преданным сторонником буквы «ё» классик себя не зарекомендовал и при издании «Истории государства Российского» почему-то обошёлся без неё.

Но когда же впервые появилась на свет эта буква? Достоверно известно, что изобретательницей её выступила подруга Екатерины Великой Екатерина Дашкова, занимавшая пост директора Санкт-Петербургской императорской академии наук. На заседании этого почтенного органа ещё в 1783 году Дашкова предложила заменить «io» на «ё» и получила одобрение других академиков, среди которых были Державин и Фонвизин. По легенде, мысль о создании новой буквы пришла княгине в голову при разглядывании бутылки с шампанским Moët&Chandon. Версия, конечно, забавная, но и логичная, ведь во французском языке символа «ё» нет и употребление незнакомой графики не могло не позабавить княгиню, отлично владевшую языком Мольера.

По другой версии, не менее правдоподобной, Дашкова вдохновилась немецким «о» с умлаутом — буквой «ö», которую переделала на русский манер.
⠀
Ещё одно изобретение, которого Карамзин не совершал, но ему его приписывают, также касается правописания. Со времён замечательного исследователя литературы Юрия Лотмана классику ставят в заслугу введение в русскую письменную речь знака тире. Сегодня установлено, что это не совсем так: на страницах печатных книг символ впервые упомянут в 1771 году (Карамзину было всего 5 лет) — в «Кратких правилах российской грамматики» А.А. Барсова. Знак этот заимствовали из французского, где глагол tirer означает «тянуть». Сам Барсов, впрочем, понимал его по-своему, называя «молчанкой»: имеется в виду драматическая выстраданная пауза между частями фразы, разбитыми знаком перехода напополам.
Именно в подобном ключе, вдохновлённом романтизмом, и использовал этот символ Карамзин, который сделал многое для того, чтобы тире вошло в повседневный оборот.

Большая прижизненная слава, которой пользовался писатель, позволяла ему выступать законодателем моды. Карамзиным вдохновлялись как его современники, так и литераторы более поздних поколений от Пушкина до Набокова, не исключая министра просвещения графа Уварова — в юности он был писателем-карамзинистом. Поэтому многочисленные подражатели принялись увлечённо ставить тире, обычно чтобы подчеркнуть смену места действия, авторского ракурса или подступившую внезапность. В этом качестве знак востребован в русской прозе до сих пор.
⠀
Последний миф, всюду следующий за Карамзиным, следует признать главным. В общественном мнении за историографом (на эту должность его в 1803 году нанял Александр I) закрепилась и слава автора первой русской истории. В действительности это не так: ещё в первой половине XVIII века свою «русскую историю» написал Татищев, позже него работал Ломоносов (он довёл свои труды до Ярослава Мудрого), немецкие историки Миллер, Байер и Шлецер создали норманскую теорию, а Михаил Щербатов описал события с 862 по 1610 год. Но именно и только Карамзину удалось соединить рассказ об отечественной истории с литературным блеском, создав на основании исторических событий повествование, способное завладеть умами соотечественников. Как писал об этом с восхищением Пушкин, современники «бросились читать историю своего отечества, дотоле им не известную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Колумбом».

Говоря современным языком, книги Карамзина по истории стали ультра-бестселлером того времени. Трёхтысячный тираж разошёлся в течение месяца. Хотя за стоимость 8 томов этих книг в XIX веке можно было купить карету с парой лошадей (как хороший автомобиль в нынешнее время).
⠀
Однако написание столь обширного произведения (над которым Карамзин работал более двадцати лет) далось ему нелегко. Он без колебаний оставил «Вестник», приносивший доход втрое больше, и буквально посвятил жизнь истории. Светским салонам Карамзин предпочёл архивы, приглашениям на балы — изучение документов. Материалы для создания «Истории государства Российского» поступали историку отовсюду. Так, одним из самых преданных «поставщиков» для многотомной истории Николая Михайловича был начальник Московского архива министерства иностранных дел А. Ф. Малиновский.

Несколько сотрудников архива по его распоряжению постоянно искали, отбирали и доставляли историографу старинные манускрипты. Кроме того, материалы поступали из собрания Иностранной коллегии, Синода, Эрмитажа, Академии наук, Троице-Сергиевой лавры. Приходили сведения из библиотек Оксфорда, Парижа, Копенгагена...

В начале 1806 года Александр Тургенев, находясь в Европе, отсылает коллеге пражские учёные журналы, а затем книгу Ибн-эль-Амуса «История сарацинов». С этого момента он становится личным постоянным «европейским корреспондентом» историографа. Державин тоже отправлял Карамзину интересные статьи и книги, а так же свои соображения, например, относительно древнего Новгорода. Со всех сторон приходили письма, документы, журналы, откуда Николай Михайлович мог черпать информацию для первой системной истории России.
⠀
Во время работы над своим трудом Карамзин сильно сблизился с императором, да так, что стал его близким другом. С 1816 года писатель и историограф жил в Санкт-Петербурге, а летом - в Царском Селе, где по утрам работал над «Историей». Он часто и помногу общался с Александром I в «зелёном кабинете» - так они в шутку называли парк, в котором проходили их встречи. Роскошь была немыслимая – мало кто мог мечтать хотя бы об одной пятиминутной аудиенции с его величеством. Карамзин не боялся оспаривать мысли Александра I, давая ему советы и рекомендации, при этом решительно отказываясь от чинов и денег.
⠀
Летом 1825 года царская семья собиралась поехать в Таганрог. Утром 28 августа состоялась последняя прогулка Александра I и Карамзина. «В последней моей беседе с ним... я сказал ему как пророк: Государь, Ваши дни сочтены, Вы не можете более ничего откладывать и должны ещё столько сделать, чтобы конец Вашего царствования был достоин его прекрасного начала», – вспоминал затем Николай Михалович. Царь, уез