Полюбить иноверца. Как на Руси женщину могли наказать за связь с иностранцем.

В XVII веке французский посол Фуа де ла Невилль в своих записках о посещении России написал следующее: «Русские женщины очень падки на иностранцев и легко решаются на отношения с ними. Существует запрет, но он не действует...». Несмотря на то, что свидетельства де ла Невилля не всеми историками принимаются всерьёз (есть подозрение, что его труд — это компиляция из книг других путешественников, написанный, не выходя из кабинета), всё же ситуацию, приведенную в этих скупых строчках, вполне можно принять на веру. В самом деле, почему бы и нет? Ведь на Руси с древнейших времен бывало немало иностранцев, приезжавших сюда торговать, лечить и служить - некоторые правители, такие как Иван III, специально выписывали из-за границы иноземцев. Многие из них приезжали с семьями: братьями, племянниками, сыновьями и слугами, и естественно, что иногда между ними и русскими девушками случались романы. Но как относились к этим отношениям общество и законы?

Заключать браки с иноверцами в государстве Российском, право которого зиждилось на канонах православной церкви, категорически запрещалось. «Не должно церковным, без разбора, совокуплять детей своих брачным союзом с еретиками», — гласило одно из основных правил церкви. В допетровской Руси любой человек, исповедующий другую религию, рассматривался как еретик.

Устав князя Ярослава о церковном суде, в ведении которого находилось брачное право, говорил о том, что если иудей или мусульманин вступит в брак с русской женщиной, то с иноверца следует взыскать штраф, а женщину постричь в монахини.

Браки с инославными христианами — католиками и протестантами — так же не поощрялись. Неправославные христиане рассматривались как еретики...

VI Вселенский собор о браках с еретиками говорит совершенно недвусмысленно: «Недостойно мужу православному с женою еретическою соединяться браком, ни православной жене сочетаваться с мужем еретиком. Если же будет обнаружено что-либо подобное, сделанное кем-либо: брак почитать не твердым и беззаконное сожительство расторгать. Ибо не подобает смешивать несмешиваемое, ни соединять с овцою волка, и с частью Христовою жребий грешников. Если же кто постановленное нами преступит: да будет отлучен».
Получается, насильственный постриг являлся более или менее мягким наказанием. Куда страшнее для истинно верующей женщины, каковыми и являлись женщины Руси, было отлучение от церкви.

Но, как известно, не бывает правил без исключений. Ещё первые Рюриковичи начали налаживать отношения с западными соседями, заключая браки. Церковь, инструмент государственной власти, на такие союзы смотрела сквозь пальцы, ведь развитие и укрепление экономических и политических связей требовало связей династических. Например, Ярослав Мудрый, сам женатый на шведской принцессе Ингигерде, в православии Ирине, выдал трёх своих дочерей замуж за правителей Венгрии, Норвегии и Франции. Как правило, при венчании присутствовали два священника: один православный и один «инославный», как говорили в те времена. Если венчание происходило не в России, то православный священник приходил в «чужой» храм; если наоборот, то «инославного» приглашали в русскую церковь. Иногда «инославному» священнику приходилось совершать обряд прямо на паперти: так выходила замуж в Новгороде в 1573 году княжна Мария Владимировна Старицкая, дочь двоюродного брата Ивана Грозного, за датского принца Магнуса; так же происходил обряд венчания княжны Елены Ивановны, дочери Ивана III и Софьи Палеолог, с князем литовским Александром в 1495 году.

Любовь вне брака на Руси, естественно, не приветствовалась и рассматривалась церковью как прелюбодейство и грех. Однако отношения между заезжими иностранцами и русскими девицами и женщинами всё равно случались.

Тот же устав Ярослав Мудрого, действовавший в XI-XIII веках, документ, на котором основывалось всё русское право, говорил, что вдову или незамужнюю девицу, уличённую в блуде, следует отправить в монастырь для покаяния. Под покаянием подразумевалось заточение на хлебе и воде, обязательное присутствие на всех церковных службах и выполнение беспрерывных земных поклонов. Родителям же такую девицу или вдову надлежало выпороть. Представьте теперь, какое суровое наказание ожидало женщину, вступившую в двойне греховную связь с иноверцем. Монастырское заключение и наложенная епитимья становились ещё строже.

Интересно, что связь русской женщины с иноверцем считалась менее тяжким грехом, чем отношения русского мужчины и иноверки. Объяснялось это опять же основанным на канонах православной церкви предположением, что иностранка, родив ребенка и уехав с ним на родину мужа, воспитает его еретиком. Дитя православной женщины, хотя и рожденное во грехе, напротив, будет крещено и может вырасти добрым христианином.

Известно немало иностранцев, осевших в Московии, верно служивших русским государям и ставшим основателями известных родов. Таков, например, род Лермонтовых, представитель которого, Джордж Лермонт, прибыл в Россию в XVII веке, или род Барклаев-де-Толли, служивших русской короне на протяжении трёх столетий. И таких примеров очень много. Государи жаловали им за верную службу деревни, награждали из царской казны, и иноземцы жили, служили в России и женились на русских женщинах. Но как такое возможно? Дело в том, что существовало одно непременное условие: жених должен был принять православие и стать русским подданным. Окрестившись, он брал русское имя (например, Джордж Лермонт стал Юрием Андреевичем), и после этого никаких препятствий к браку уже не возникало.

Отношение к межконфессиональным бракам кардинально изменилось с приходом к власти Петра I. Государь, ставивший своей целью «прорубить окно в Европу», пригласил в Москву множество иностранцев. Особенно много было среди приезжих католиков и лютеран. Как известно, первой любовью молодого Петра стала иноземка Анна Монс, выросшая в подмосковной слободе, называемой в народе Немецкой.

Их роман длился более 10 лет, и, возможно, именно из-за неё Петр сослал в монастырь свою законную супругу Евдокию Лопухину. Отношения с ней начались, когда царю было всего 18 лет, и он ещё прислушивался к матери Наталье Нарышкиной, которая не поощрила бы его брака с иноверкой. Став старше и прочно взяв бразды правления государством в свои руки, Пётр женился (по разным источникам) на немке или эстонке, Марте Скавронской, которая стала императрицей Екатериной I.

Лишённый предрассудков царь на браки русских девушек с иноверцами смотрел спокойно, единственным условием становилось всё то же принятие женихом православия. Мужчины, оседавшие в Москве «на вечное жительство», нередко вместе с верой меняли и фамилию. Постепенно иноверцы ассимилировались, и сейчас уже трудно выяснить, кто из наших предков был православным, а кто — иноверцем. После смерти правителя, поломавшего устои боярской Руси, отношение к иностранцам уже никогда не было прежним, браки с иноверцами постепенно стали восприниматься как норма, да и на романы с ними общество смотрело «сквозь пальцы». Однако церковь ещё долгие годы пыталась препятствовать подобным союзам.

Документальные свидетельства одной такой истории, произошедшей в конце XVIII века, во время царствования Екатерины Великой, нашёл в старых бумагах заместитель директора архива по научной работе Илья Кузнецов. Изучая комплекс делопроизводственных документов Вологодской духовной консистории, он наткнулся на переписку епископа Вологодского Иринея с неким иностранцем. В этой переписке и обнаружилась необычная и любопытная история.

Всё начинается с прошения епископу Иринею от купца, проживающего в Вологде и имеющего католическое вероисповедание - Феррара Джовано Алесандро Мазино. Прошение датируется 20 августа 1787 года. В нём говорится следующее: «... намерен я вступить в законное супружество с девицею православного вероисповедания тотемской мещанкой Ульяной Осиповой дочерью Некрасовой, живущей в здешнем городе Вологде... покорнейше прошу с оной мещанкой обвенчать и учинить милостивую резолюцию».

Откуда взялся в Вологде и Тотьме Джовано Алесандро Мазино — об этом в архиве нет ни слова. Однако известно, что уже в XVII веке через Тотьму велась торговля по Северо-Двинскому водному пути, и здесь останавливалось до пятисот судов. Купцы-мореходы застраивали Тотьму на собственные средства, они же возводили и храмы, которые имели свой собственный стиль.

Как бы то ни было, иностранный купец полюбил русскую девушку и захотел жениться, а в данном случае обращение к епископу было строго обязательным — ведь предполагался брак разных по вере людей. На прошение итальянца епископ Ириней ответил не сразу. Архиерей и духовная консистория обратились с запросом к светской власти — в вологодское наместничество — с просьбой узнать побольше о Джовано Алесандро Мазино. Прежде всего — не женат ли он, не вдовец ли, и не собирается ли он уехать на родину сразу же после венчания...

Вскоре из Вологодской управы прислали документ, подтверждающий, что итальянец не женат и у него нет детей. Кроме того, там говорилось, что Мазино вовсе и не собирается брать в жёны тотемскую девицу, и вообще не уверен, что останется в России.

Через два месяца — 12 октября 1787 года — епископ Ириней получает новое письмо от Мазино. В нём Джовано Алесандро рассказывает, что на него нашло какое-то затмение и он по-прежнему видит в жёнах только Ульяну. Он утверждает, что холост и никакой жены у него нет. Раскаиваясь, пишет он, что «по некоторому моему тогда случаю между прочим объявил, что с объявленной девкой вступить в брак не желаю... Но ныне я возымел твёрдое и непринужденное желание вступить с нею в брак».
Кроме того, Мазино обещает не уезжать из Вологды, а своих будущих детей воспитать в православии. Но архиерей, наученный первым опытом общения с итальянцем, не поверил ему. Снова попросил наместничество проверить данные. Пришёл ответ, в котором подтверждалось, что итальянец не женат, не вдовец и желает остаться в России.

«Получив официальный письменный ответ от властей, епископ снова не п

Только люди, упомянутые в этом сообщении пользователем historyrossia, могут отвечать

Ответов пока нет!

Похоже, что к этой публикации еще нет комментариев. Чтобы ответить на эту публикацию от История России , нажмите внизу под ней